Ну вот, моего старшего сына обокрали в своё время, забрались, пока он был на работе, внук в школе, а жена ушла в магазин на краю посёлка.
Он шоферил в то время, что там у них было такого ценного? Но вынесли всю более-менее приличную одежду, жалкие пару колечек и серёжки невестки.
Что бы сделали они с ней, если бы она застала их на горячем?
В итоге всё равно где-нибудь да этих ублюдков поймали. И вот люди, которые мест заключения и не нюхали, воспевают страдания и переживания уголовников на зонах,
а такие же, видевшие лагеря только на экране, слушают эту гнусь, и, значит, сочувствуют им.
В нашем общем дворе, где я рос, часто грелся на солнышке плюгавый, полулысый, почти беззубый дядя Пека, бывший тюремный сиделец, весь покрытый синими разводами татуировок. Вот он нам никогда не рассказывал о тюремной романтике, только, по-блатному пришепетывая, повторял - упаси вас Бог туда попасть, пацаны.
И мы ему верили.
Говорят (и пишут), что ныне сидит никак не меньше народа, чем в старые добрые времена бесчинств НКВД. Может, было бы меньше, если бы кое-кто из них слушали не разухабистые напевы всяческих "вороваек", а глухой, прерываемый кашлем голос своего дяди Пеки?
Journal information